четверг, 10 октября 2002 г.

Про любовь никому не рассказывай...

110 лет назад родился Михаил Козырев

У слова есть удивительное свойство – оно может быть едва ли не вечным, когда отзывается в сердце человека притягательной мелодией. Тогда сквозь поколения и времена оно всплывает где-то в глубине души едва памятным мотивом. Голосом ли забытой эстрадной звезды, срывающимся ли напевом матери, речитативом отца и прадедов – на уютном семейном застолье. «...Когда все были живы, даже те, кто были под корневищами родной земли». В мареве ли тишины предвечерней из окна, широко распахнутого в твою будущую жизнь...

Людей талантливых, чья жизнь началась в России ХХ века, ждала расправа зверская, несправедливая – в лагерях, застенках спецслужб.

Михаил Яковлевич Козырев...

50-летнего поэта и сатирика пытали в Саратовской тюрьме сотрудники НКВД в то время, когда фашисты подходили к Москве. Сердце не выдержало, зарыли тело в общей могиле.

В те дни, по знаковому стечению обстоятельств, на саратовской земле в эвакуации находилась родная сестра Михаила Козырева, Антонина Яковлевна Соколова с детьми, Мариной и Владимиром. Убили поэта и прозаика... Никто не узнает об этой смерти еще десятилетие. Но что-то не случайно отозвалось в сердце мальчишки, и будущий поэт Владимир Соколов, признанный классиком еще при жизни, написал в Саратове одно из первых своих стихотворений. А мама, архивный работник, отдала его в стенную газету архива. Несколько позже писательский дар проявился и в Марине. Ее жанр тоже козыревский – короткая проза, полная ясного юмора.


Обложка сборника прозы "Подземные воды"


Когда убивают писателя, появляются еще два. Быть может, в этом, секрет жизненной силы слова.

Михаила Яковлевич Козырев прошел путь от студента Тверского реального училища до секретаря литературного общества «Никитинские субботники», объединившего в 1920-е самые светлые литературные силы начала ХХ века. В «...субботниках» участвовали П. Антокольский, М. Булгаков, В. Вересаев, С. Городецкий, В. Звягинцева, Р. Ивнев, Л. Леонов, О. Мандельштам, П. Орешин, Б. Пастернак, М. Пришвин, П. Романов, М. Цветаева, В. Иванов, Л. Леонов, Кукрыниксы, многие другие...

Обратите внимание – среди имен тех, кто дважды (недолгое время «...субботники» возглавлял А.Неверов) выбирал своим председателем Михаила Козырева, нет почти ни одного, запятнавшего себя слабостью предательства. Зато сколько мучеников за слово, за возможность одну только – быть самим собой в литературе, в жизни.

Михаил Яковлевич Козырев обладал удивительно разносторонним литературным даром. Когда с середины 1930-х он предпринял попытку издания собрания сочинений, текстов набралось на десяток томов. Множество сатирических рассказов, которые два десятилетия печатались в лучших сатирических изданиях – «Бегемот», «Смехач», «Крокодил», «Огонек». Фантастические, приключенческие, криминальные романы, повести о любви, сказки, наконец. Неизвестно, включил ли Козырев в план собрания стихи. А они тоже были очень разные. От футуристических экспериментов, о которых пишет Борис Гусман в книге «Сто поэтов», изданной, кстати, в Твери в 1923 году, до... городских романсов. Текстов простых, трепетно трогающих за душу...

Они звучали в поколениях голосами Вадима Козина, Петра Лещенко, Изабеллы Юрьевой, Нани Брегвадзе...

«Называют меня некрасивою...», «Недотрога», «Газовая косынка», «Мама», «Эх, Андрюша...».

Многие из этих песен считают народными – и нет высшей степени признания.

Какие разные ситуации передают эти легкие на поверхности, но очень пронзительные тексты. Их принимал и принимает до сих пор всякий слушатель, да и современные поп-музыканты не забывают. Возможно, что среди секретов их популярности то, что за каждым стихотворением – реальная история.

Так, например, спустя десятилетие после убийства Михаила Козырева, в 1950-х стала хитом песня «Называют меня некрасивою...».

...Так зачем же он ходит за мной?

И в осеннюю пору дождливую

Провожает с работы домой.

А вчера, расставаясь вечером,

Уходить не хотел ни за что,

Чтобы я не озябла, на плечи мне

Осторожно набросил пальто...

Этот текст – поэтическое воплощение истории любви сестры поэта, Антонины Соколовой (Козыревой). Называли ее некрасивою, готовили серое учительское платьице, не надеясь на особо удачную пару. Но пришла любовь, у которой свои представления о красоте...

Эта песенная история, в которой заключен полной страсти роман, написана от лица героини. Не менее пылкие признания удались Михаилу Козыреву и в романсе «Газовая косынка».

Ты, смотри, никому не рассказывай,

Что душа вся тобою полна,

Что тебя я в косыночке газовой

Ожидаю порой у окна.

Что тоскую, люблю тебя пламенно

И, тоскуя, ревную тебя,

Ты молчи – все скрывай,

Словно каменный...

В этом едва ли не самом популярном козыревском романсе выражена формула сокровенной любви, которая всегда тайна и в тайне – она спасена.

...Про любовь никому не рассказывай,

Никому, ни за что, никогда...

А в песне «Недотрога» еще одна черта нежных человеческих отношений. Она о дружбе, в которой часто рождается и любовь тоже.

...Все мне, родная, открой.

Что с тобою, друг мой?

Если в сердце тревога,

Ты со мной поделись,

Дай мне руку, моя недотрога,

Милая, мне улыбнись.

Многогранный талант Михаила Яковлевича Козырева по-разному откликается в сердцах современных читателей и слушателей. Его слово живо, но еще более ценно то, что у этого слова есть автор. За это мы должны благодарить супругу Козырева поэтессу Аду Владимирову (Олимпиаду Владимировну Ивойлову), которая добилась его реабилитации. И, конечно, семью Соколовых – Антонину Яковлевну и ее детей, Владимира Николаевича и Марину Николаевну. Они хранили память о брате и дяде, берегли его книги, молча любили. И заветными стали для них слова уже старинной песни...

Про любовь никому не рассказывай, никому, ни за что, никогда.

© Кузьмин В. Про любовь никому не рассказывай... К 110-летию Михаила Козырева // Тверская Жизнь. 2002, 10 окт.

четверг, 3 октября 2002 г.

О грезах тверского Надсона

Дука Валентин. Стихами призрачными грезя... Стихотворения. Тверь: ПослеЗавтра, 2002, 80 с., 150 экз., без ISBN


Молодежное движение ПослеЗавтра, возглавляемое все еще пока самым молодым тверским чиновником, дизайнером, художником и просто, как говорят, хорошим человеком Андреем Юдиным представляет первый сборник стихотворений Валентина Дука

Коллега-журналистка, не лишенная склонности к поэтическим экспериментам, обнаружив на моем рабочем столе творческую тетрадь Валентина Дука, совершенно справедливо посетовала на явную избыточность в имени книги слова грёзы... Что она имела в виду? Вероятно, необходимость быть в поэтическом творчестве предельно экономным в использовании словесного материала.

Образ грез уже содержит в себе смысл призрачности. Ведь греза – это игра воображения, мечта, «призрачное видение в состоянии забытья, бреда», если утверждать с точностью словарной статьи.

Но на самом деле имя книги доподлинно предает эмоциональное состояние и ее лирического героя, и, судя по несколько вычурному экзальтированному вступлению, самого автора.

Так кто же он, персонаж этого сумрачно-дремотного поэтического сна?

Музыкой мир земной объят.

Мы осязаем звуки!

Целуем в губы тех, чей взгляд

Ложится прямо в руки...

Все ощутимо в этом мире:

И счастье, и молчанье лиры!..

Не случайно, не вдруг в сборнике Валентина Дука всплывает имя страдающего поэта Семена Надсона. Он, кстати, по убеждению современников, не очень-то хорошо владел формой стиха (хоть и получил Пушкинскую премию Академии наук; о технических оплошностях молодых поэтов можно говорить бесконечно, и у Валентина Дука этих ляпсусов хватает: «разлука разлучит», «пальцем кажет», «я – гордец» и прочее). Но вот недостаток этот он с лихвой восполнял необузданной страстностью, беспредельной искренностью.

И у Дука эта страстность, необузданная вера в некое блаженство, которое можно постичь через творчество, присутствует всюду. Да, у Надсона, кстати, было стихотворение «Грезы», написанное в 1883 году и развивающее как раз тему поэта и поэзии.

А вот размышления о назначении поэзии Валентина Дука...

Высотный дом поэзии живой!

Открой врата.

Пусти домой

Умеющего плакать

Душой...

Страданье, боль, переживания, тоска – все это присутствует в поэтическом мире Валентина Дука само по себе, как неотъемлемая и главная особенность мироощущения его лирического героя. Все эти мучительные эмоции могут быть преодолены, осмыслены и переведены из чувственных сфер в умозрительные формулы через художественное слово. Творчество – само наслаждение, игра со словом, побеждающая – самое малое – скуку и уныние, самое большое – боль разлуки и непонимания.

У Семена Надсона этот вселенский трагизм объяснялся горестными перипетиями жизни юноши, болезненностью и впечатлительностью. Валентину Дука все это надо было, вероятно, придумать, чтобы создать свое поэтическое пространство в поисках смысла. «Когда бы все имело смысл, // То не было б так больно // За искалеченную мысль...». Ну что же... Придумывание, конструирование художественных миров – это уже тенденция в свежей и, так сказать, молодежной тверской поэзии. И, действительно, гораздо интереснее и продуктивнее ныть по литературному поводу, чем по причинам бытовой или интимной неустроенности... Например, прелестная Марина Батасова придумывает не менее прелестные литературные игры-сборники.

В этом смысле стихи Валентина Дука – это особый поэтический жест, поза, воспринимать который нужно по законам искусства поэзии. Как жест Вертинского из одноименного стихотворения автора по законам сцены («И где та смелая рука...»). Эта отчаянная жестикуляция (в текстах Дука очень много движений рук, глаз, поз) тоже, надо полагать, признак смятения души...

Тема переживания, которого не понять «душевнобледным» («О себе») возникает во многих стихах сборника. Лирический герой готов страдать по любому поводу, даже по причине своего сочинительства – «Мне совестно писать стихи...». И далее – «Душа моя слезоточит...», «...От сумасшествия былого // Куда деваться?!» (Всепобеждающее Слово), «Я пред тобой свой стих слагаю, // Как будто боль превозмогаю...», «Печаль свою избыть // Доверил Вам...» (Пославние).

Я не намеревался, говоря о сборнике Валентина Дука, ниспадать до уровня злой иронии, но так и хочется сказать, что здесь все тропы (изобразительные фигуры) – как трупы: пенья журчат так мучительно-преданно, в сердце плачут дети, сердце близорукое, обертон душевной боли...

Итак, Надсона в этой книжке слишком много. Иногда кажется, что больше, чем у самого Надсона... Как сказал лучший поэт (по мнению Чехова) 1880-х – «Мой стих я посвятил страданью и борьбе», так Валентин Дука произносит – «Простите от тоски... // Любите за грехи! // Вот правда моего стихосознанья».

К тому же, как оказывается, знакомство с гением безвременья у Валентина Дука еще продолжается: «Недочитанная книга // Надсона лежит...». Безусловно, автору пора эту книгу дочитать, остановиться, ибо столь последовательное однообразие и безудержное увлечение кумирами ведет только в сторону поэтического тупика.

Издать для себя и вручить читателям одну книгу как ученическую можно и грезя стихами, но теперь пожелаем талантливому автору стихами – жить: «...Коль родиться довелось поэтом, // Жизнь влюбляя в сон четверостиший».

© Кузьмин В. О грезах тверского Надсона [Дука В. Стихами призрачными грезя. Тверь, 2002] // Тверская Жизнь. 2002, 3 окт.