"Моросит" – это названье одной из последних графических работ художника, на которых в основном – матушкин дом, родной Андреаполь, его окрестности. Взгляните на этот небольшой этюд... Как туманную дождливую морось можно было изобразить непроницаемой тушью? Не пытаясь понять суть технических хитросплетений нервных линий пера на бумаге, полностью отдайтесь унылому очарованью скромного сельского пейзажа. Перед вами андреапольская деревня Луги... Дождь...
Из окна родного дома Дмитриев пишет радугу: семь знакомых линий, утопающих в сочном послегрозовом небе... "Почему я всегда рисую матушкин дом?" – говорит художник и отвечает на удивленье просто: "Я там родился, это – моя родина...". Он с нескрываемой гордостью и восторгом рассказывает о древней истории Андреаполя. Задумаешься – зачем это художнику? Неужели, действительно, для того, чтобы из семи красок спектра, на которые расщепляется чистый вечный свет, создать эту буйную свежесть, даль и глубину пейзажа за окном...
Акварели удаются Дмитриеву, будто рентгеном просвеченное масленое полотно. И так просто и легко из движенья веток и листьев сада у старого храма вдруг рождается и смотрит на тебя пронзительный лик Богородицы.
Карандаш в руках Владимира Дмитриева творит чудеса. Очень часто художник рисует зиму – снег, все те же очертания заснеженного материнского дома, к которым, разглядывая работу за работой Дмитриева, постепенно привыкаешь до мгновенной узнаваемости. Тонкое соединение карандашных набросков рождает свежее ощущенье яркого морозного утра. Вот, например, старый тополь у материнского дома. Минимум графита на бумаге, но не пропущено ничего важного. Глубокое чутье художника помогает схватить только самое главное, остальное закодировано здесь же – и непременно всплывает в сознании зрителя. Первоначальное фантастическое впечатление или иногда ощущение незаконченности от увиденного постепенно рассеивается, и ты понимаешь, что это чистый реализм, в буквальном смысле слова. Сам Владимир Дмитриев часто повторяет – "Здесь все реально". И ты веришь и словам, и рукам художника, если карандашный свет реальным вечером падает в пространство русской избы из окна со стены художника и движется вслед за твоим взглядом.
В мастерской Владимира Дмитриева много цветов, их он любит рисовать и выращивать. Собирает сам, приносит в дом – в мастерскую. Вот маленький лепесток – целый человеческий портрет, в котором море печали, и, кажется, вот-вот с осунувшегося листа, как с лица, соскользнет на пол одинокая слеза. Парадоксально – ее нет, но она существует здесь же – на бумаге.
Владимир Дмитриев хранит детские рисунки. На некоторых – он сам; нарисовали дети, с которыми когда-то работал. Как-то в одной из детских художественных школ из этих рисунков развели костер: то, что осталось, Дмитриев спас и хранит у себя. Дети для художника – пророки, "...видят мир безгрешными глазами".
Человеческий силуэт тает в пространстве сельской дороги, линии карандаша ложатся так, что видно как рвется временами ветер, как летит по насту легкая поземка и поскрипывает под ногами снег. "Зима. Россия-матушка..." – говорит Владимир Дмитриев. И, действительно, – зима, матушкин дом, родина, Россия.
© Владимир Кузьмин.
В. Дмитриев, "Автопортрет" (1979), "Юноша в синем" (1989), "Моросит" (1998).
Комментариев нет:
Отправить комментарий