Евгений Сигарев: ...Талантам надо помогать

Поэт, морской офицер, Заслуженный деятель культуры РФ Евгений Игнатьевич Сигарев - автор восьми поэтических книг и сборника песен. В областном книжно-журнальном издательстве готовится к выходу десятая книга поэта - "Честь имею". Евгений Сигарев - командир военного корабля "Воровский", после демобилизации возглавлял на Камчатке известное в Советском Союзе литературное объединение "Земля над океаном", Камчатский фонд культуры. Последние несколько лет живет в Твери, пишет стихи, активно работает с литературной молодежью. О судьбе поэта и о путях развития литературы шел наш разговор.


Евгений Игнатьевич, в литературном пространстве Твери вы появились весьма неожиданно - причем сразу же как поэт с именем... Хотелось бы что-нибудь узнать о вашей биографии?

- Все было, как у всех... Взял да и родился в Рубцовске Алтайского края. Отец был военный, поэтому жизнь проходила по всей стране. Школу закончил в Омске: закончил потому, что началась война, а я решил сбежать на фронт. Меня поймали, вернули назад. Отец был на войне, дома - жили с матерью. Я учился только в седьмом классе, но твердо заявил, что все равно сбегу. Наверное, после такого заявления, приказом горкома меня направили в Ташкентское суворовское училище. Я окончил его через год после войны с золотой медалью. Встал вопрос: куда же дальше? Сплошное офицерство - хоть в воздухе, хоть на земле, хоть на море... Я выбрал море: пошел учиться в высшее морское пограничное училище в Ленинграде.

- Сколько лет было связано с морем?

- ...Большая часть жизни. Я вышел из пограничного училища, затем служил практически на всех флотах - на Балтике, на Севере, дважды прошел Северным морским путем, на Востоке... Но дольше всего, до самой демобилизации, задержался на Камчатке, где неоглядные просторы, бескрайний океан, корабли на рейде, - все это было интересно. Из-за своего юношеского побега на фронт демобилизовался очень рано - в сорок один год...

- Тогда-то и появилось, наверное, время для литературы?

- Все произошло еще в школе, когда к нам привезли эвакуированных ленинградских детей с преподавателем математики Анной Александровной Арданской. В Ленинграде в бомбежку у нее погибли муж и двенадцатилетний сын. Она вводила нас в литературу и в искусство. Позже, в течение жизни я встречал много эрудированных и сильных людей (того же академика Д. С. Лихачева), но чтобы кто-то так знал Эрмитаж... - никогда. Она уроки вела так: пятнадцать минут - предмет, а потом, например, говорила: "А теперь дети мы пойдем в Итальянский зал Эрмитажа, слева на стене висит "Купальщица"... Когда я приехал в Ленинград поступать в училище, первым делом пошел в Эрмитаж, там все так и было... Подобным образом она знала весь Ленинград. А как она знала литературу - особенно поэзию Байрона... У меня любовь к литературе началась не с русского поэта, а с Байрона. Тогда же я начал писать стихи. Но это был не последний счастливый случай... В Суворовском училище нам преподавал литературу Леонид Васильевич Старцев - человек удивительной глубины знаний. Он начинал цитировать "Евгения Онегина" с любой строки, помнил наизусть все поэмы Некрасова, "Войну и мир" Маяковского. Мы увлеклись литературой, стали выпускать рукописный журнал "Наше слово", редактором которого учитель назначил меня. Уже в то время я понял, что литература для меня - это серьезно. И почти в дни выпуска из Ташкентского суворовского училища состоялась первая публикация в окружной газете Туркестанского военного округа "Фрунзовец". Ее я храню до сих пор в качестве эталона того, как не надо писать стихи...

- А будущая карьера морского офицера не помешала тому, что в вас стало прорастать стремление к художественному слову?

- Наоборот. Когда я приехал в Ленинград, я начал интересоваться литературной жизнью города и попал в литературное объединение при филиале газеты "Красная Звезда", вел его Всеволод Рождественский - тот самый, друг Александра Блока. Ему помогал Илья Авраменко, часто захаживал красивый седой с трубкой Николай Тихонов, уже классик советской литературы. Я не мог приходить на каждое объединение, а лишь когда оно совпадало с увольнением. Членами объединения были в основном офицеры в отставке, без погон, а в морской форме я был один... Как-то пришел Николай Тихонов, мы замерли - живой классик все-таки. А он сел рядом со мной и спрашивает: "Ну-ка, покажи, что принес..." У меня руки опустились: думаю, сейчас мои стихи раскритикует. А он прочитал и говорит: "Знаешь, если будешь работать, - должно получиться, я тобой займусь...". Через много лет я спросил его в письме, почему он подсел ко мне. Оказалось, что был до войны поэт Лебедев, штурман подводной лодки, а Тихонов его очень ценил, потому и привлекла его морская форма.

- Наверное, уже тогда состоялись первые публикации в ленинградских изданиях?

- Я часто печатался в газете "Смена" и так получилось, что угодил в последний номер запрещенного журнала "Ленинград".

- Вы легко расстались с погонами и именно для литературы?

- Мне пришлось выбирать - или учись в адмиралы, или - в отставку. Я предпочел литературу.

- Морская военная служба располагает к стихотворчеству?

- Дело в том, что, конечно, не сама служба - сложная, тяжелая, серьезная, а обстановка нахождения на корабле располагала к творчеству. Очень многие моряки пишут стихи, как и летчики. Когда я оказался в Таллинне, журнал "Пограничник" объявил литературный конкурс. Я послал туда стихи и неожиданно для себя стал лауреатом первой премии. Писать продолжал, но желание печататься у меня надолго пропало после разговора с командиром части. Он достал номер "Пограничника" и спросил меня: "Это ты писал?..". Я сознался, а он подытожил с определенной интонацией: "...Думал, что ты умный и перспективный офицер, а ты - стишки пишешь...". Через некоторое время я шел с кораблем Северным морским путем, от Мурманска до Диксона у меня появился целый цикл стихов. С острова Диксон я отправил его в журнал "Смена", в котором поэзию курировал Евгений Долматовский. Через месяц, в бухте Провидения, я держал в руках выпуск "Смены" со своими стихами и письмо Долматовского: "Больше не пропадайте!". После таких слов решил поэзию не бросать. Тем более что на Северном морском пути столько романтики, что люди, побывавшие там, навсегда заболевают этим краем, Тихим океаном... ...И я решил выйти из подполья.

- ...Уже на Камчатке?

- Да, примерно через полгода я возглавил секцию поэзии Камчатского литературного объединения. Вышла первая книга. В конце семидесятых вступил в Союз Писателей. Руководил довольно известным в Советском Союзе литературным объединением "Земля над океаном". Военный заряд активности долго меня не отпускал: я был председателем отделения Камчатского фонда культуры, членом президиума Фонда Культуры Советского Союза, - всегда в гуще общественной жизни.

- Евгений Игнатьевич, вы пришли в тверскую действительность со стороны, окунулись в местную литературную жизнь... Что вы думаете о тверской литературе?

- Камчатский поэт, московский прозаик, новосибирский критик, - нет таких поэтов, прозаиков и критиков. Или писатель есть, или его нет... Географическое прилагательное подчеркивает, что он, мол, еще до Москвы не добрался, что туда обязательно надо добираться. Скорее всего, до Москвы не надо добираться, особенно сейчас, потому что чище и душа, и голова остаются вне Московской окружной дороги. Там писатель не пишет, а зарабатывает. В провинции иначе, хотя провинция везде разная. Если сравнить работу Камчатской писательской организации с Тверской (а на этой земле я навсегда, пока к "верхним" людям не возьмут, - так уже решено), то здесь какой-то "тихий" писательский союз. На Камчатке не проходило и недели, чтобы не было встречи, выступления, обсуждения написанного. А здесь ничего этого нет. Мне удалось поездить по Тверской губернии - Лихославль, Торжок, Архангельское... И могу сказать, что в районах и в Твери литературные объединения работают более интересно, чем писательская организация. При Герценовской библиотеке есть творческое объединение "Роса", участники которого еженедельно собираются, обсуждают, читают. Эти люди желают что-то сделать в литературе, но остаются брошенными сами по себе. Почему бы тверским писателям не помочь им? Я многими из них заинтересовался и часто бываю на заседаниях "Росы". Могу назвать имена пяти участников, чьи книги уже сегодня можно издать.

- Это ваша собственная неформальная инициатива - работать с участниками "Росы"?

- Да, сработала привычка заниматься молодыми литераторами, хотя возраст писателя определяется отнюдь не календарем.

- Однажды пришлось от одного тверского платоноведа, обремененного ученой степенью, услышать мнение: "Нет в Твери никакой литературы, не тот уровень...". Вы согласитесь с ним?

- Нет, ни в коем случае. Если говорить об уровне, то, как можно не замечать прозу Юрия Красавина, Валерия Кириллова, Михаила Петрова... Это не тот уровень, который не замечают... А если говорить о поэзии, то множество имен ходят как триста спартанцев при сражении с Дарием - в тени. Умерла Галина Безрукова, после смерти раздали ее книги, мне попались два сборника. Это великолепнейшие стихи, она была очень сильной поэтессой, но жила почти незамеченной. И не одна она такая: в Твери много талантливых авторов, которых не видно. По каким причинам их замалчивают - понять не могу! Два года живу в Твери - не было ни одной литературной передачи по радио или телевидению, за исключением анонсов. Какая-то дурная тенденция...

- А как ее преодолеть?

- Ее нужно преодолеть. На Камчатском телевидении я вел передачи, которые выходили дважды в месяц. Спустя три месяца, как я приехал в Тверь, умер композитор Георгий Свиридов. Я его хорошо знал, у меня о нем была сделана целая передача еще на Камчатке. Я ее предложил ГТРК "Тверь", где она несколько недель пролежала, а потом я ее молча забрал... У меня все чаще и чаще проходят литературные встречи, и я понимаю, что люди устали, изголодались по литературе, а литературные подборки бывают только в "Тверской жизни" и "Литературной Твери" - и то не каждую неделю. А где же печататься литературной молодежи? Ведь писать для собственной корзины даже классик не будет...

- Как вы думаете, есть все-таки будущее у провинциальной литературы?

- Иногда в понятие провинция вкладывается какая-то второсортность. Это не так - отсюда все начиналось, отсюда шли выжимки в Москву; не из Москвы сюда - из Москвы сюда ничего не выжмешь...

- Не обнищала сейчас Москва литературным духом, "выжимки" ведь прекратились?

- По-моему обнищала... Очень редко кто-то появляется, как, например, Евгений Карасев чудом напечатался в "Новом мире". Это сильная поэзия, уолтуизм в современном русском духе. Но это случай. Если же говорить о будущем литературы, то оно только здесь - в провинции. Оно уже есть, оно готово заявить о себе. Но равнодушие к работе с литературной молодежью, к публикациям на местах губит это будущее.

- Ну а кто же кроме самих писателей должен побороть это равнодушие - и, наверное, прежде всего в себе... Как вырваться из этого литературного болота?

- А вот давайте - помогайте! Начинать надо в критике, нужно открыть заслонку, открыть ворота, за которой спрятана настоящая тверская литература - проза, поэзия, критика. Они есть... Бездарности пробьются сами, талантам надо помогать.

© Кузьмин В. Евгений Сигарев: «...Талантам надо помогать» // Тверская Жизнь. 1999, 2 окт.